День памяти и скорби.

 

День памяти и скорби.

Праздником этот день уж точно не назовешь! 22 июня каждый год болью отзывается в сердце каждого нормального человека, живущего на 1/6 части земли. И как нельзя лучше к нему подходит это название — День памяти и скорби. Именно памяти и именно скорби. В этом году 22 число выпало на субботу. Поэтому мы решили отметить его игрой. Отыграть события начала войны. Писать историческую справку сегодня надобности нет. А репортаж я хочу представить в виде мемуаров немецкого офицера, попавшего на Восточный фронт. Возможно, если такой формат зайдет, я продолжу в том же стиле. И так, читайте воспоминания обер-лейтенанта 87-го моторизованного полка, 36-й моторизированной дивизии Вермахта — Людвига Веслинга.

Воспоминания немецкого солдата.

   Я, Людвиг Веслинг родился в маленьком городке Лемвердер в 15 км от города Дельменхорса и 20 км от Бремена, раскинувшегося на западном берегу широкой реки Везер в Нижней Саксонии. Родился я 9 мая 1920 года в семье учителя гимназии и домохозяйки. В семье было еще двое детей. Старшая сестра Эльза и младший брат Рихард. Моя добрая, милая матушка была очень сентиментальным человеком. Любила все немецкое: литературу, поэзию и, конечно же, музыку. Видимо по-этому мы с братом получили имена великих немецких композиторов. Отец был строг, суров и максимально патриотичен. Он очень гордился железным крестом, полученным на полях Фландрии во времена Великой войны. Добровольцем, по окончании гимназии, в 17 лет он отправился на фронт в рядах 75-го (2-го Ганзейского) пехотного полка. И прошел весь этот ад войны. Получил пять ранений, но остался жив. Нам же с братом он частенько говорил, что назвал нас в честь своих погибших товарищей. Как бы то ни было, я рос в строгости и любви. По окончании гимназии я подал документы в военную школу в Ульме. Успешно пройдя вступительный отбор, я отправился в полк на должность унтер-офицера, затем, перемежая учебу и службу в различных пехотных полках, я был выпущен в звании обер фенриха в 87-й (1-й Нассау) пехотный полк. Прибыв в Майнц в феврале 1939 года, я принял взвод и уже к маю получил свой первый офицерский чин лейтенанта. В начале августа мы отправились на восток и вскоре полк принял участие в польской кампании. Затем была Франция. К 1941 году я уже имел не плохой боевой опыт, был произведен в обер-лейтенанты и повышен в должности до старшего батальонного адъютанта. В мае сорок первого меня, как и прочих отпускников, срочно отозвали в полк. К тому времени наш полк уже из пехотного преобразовали в моторизованный. Лошадей заменили грузовики и новенькие бронетранспортеры Sd.Kfz. 251. Числа 15-16 мая мы снова покинули уютные казармы в Майнце и отправились на восток. Прибыв в Восточную Пруссию, в район Тильзита, мы скрытно выдвинулись к советской границе. Хотя официально и заявлялось о нашей дружбе с советами, в воздухе уже витал дух войны. Речи наших руководителей говорили об обратном. Все ждали только дату.

    И вот, вечером двадцатого, в штаб полка пришла радио телеграмма с одним словом - «Дортмунд», это кодовое сообщение означало неизбежное начало войны. Моховик войны был запущен и наше наступление неминуемо начнется не позднее двух последующих суток. Двадцать первого, что-то около двадцати одного часа по Берлинскому времени, частям полка был зачитан приказ о начале наступления на рассвете двадцать второго. В эту самую короткую ночь года мало кто спал. Части и подразделения полка вышли на исходные позиции. Я был направлен в одну из первых штурмовых групп. Рота, усиленная танками, в 04:20 должна была пересечь русскую границу и расчистить путь нашим основным силам. Танки стремительным маршем должны были выдвинуться к Вильно (столице советской Литвы). Проверив посты, в половине первого я разместился в легковом автомобиле на заднем сидении и постарался заснуть. Сон не шел. Поворочавшись полчаса я вышел на воздух. В неглубоких окопчиках везде лежали бойцы моей штурмовой роты. Негромко переговариваясь, солдаты были сосредоточены. Кто-то курил в кулак, пряча огонек сигареты под ладошкой, кто-то наблюдал за предстоящим полем боя. Ночи в это время года очень короткие. А тут, в прибалтике, вообще умещаются в пару часов. В три часа, там за границей, у советов уже начало светать. Июньское небо окрасилось на востоке первыми солнечными лучами. В три пятнадцать за нашими спинами послышался нарастающий гул. Инстинктивно обернувшись, я был буквально заворожен. Словно опера Вагнера ожила. Из темноты ночи, с запада на восток, в небе летели десятки, нет сотни наших самолетов. В голове завертелась мелодия «полета Валькирии». Через пять минут гул полностью вытеснил тишину ночи со стрекотом цикад и пением соловьев. Над нами проплывали наши железные птицы. Как только последняя из них растворилась в синеве неба, ударила наша артиллерия. Минут 20 сплошной канонады. Жуткий свист над головами и черные фонтаны разрывов, встающие стеной напротив нас на русской территории.

    Всё смолкло так же внезапно, как и началось. Мгновение тишины и опять что-то взревело. Это уже приданные нам танки запустили свои двигатели и, лязгнув траками гусениц, чуть дернувшись на месте, двинулись вперед. Я, опомнившись, вытащил из кармана свисток на серебряной цепочке и, набрав побольше воздуха в легкие, выпустил его в свисток. Продолжительный свист слился с ревом танков. Бойцы моей роты быстро поднялись и, чуть пригибаясь, быстрым шагом, а то и перебежками, как учили на полигонах, ринулись вперед. Все было тихо. Противник молчал. Впереди заблестела пограничная речушка Юра. 

За ней мы увидели работу нашей артиллерии. От пограничной заставы и небольшого хутора остались одни головешки да печные трубы. Строения были полностью разрушены. Приободренные, мы двигались дальше. Стало казаться, что после работы артиллерии нам нечего будет и делать. Обгоняя наступающие цепи моей роты, вперед двинулись мотоциклы разведки.

 

И как только машины пересекли условную линию границы, она проходила метрах в пятистах к западу от реки По, ним сразу же ударили пулеметы русских. Один из мотоциклов резко вильнул и ткнулся в обочину. Солдаты на нем были убиты. Пограничники расстреляли экипаж и второго мотоцикла. По нам ударили тяжелые минометы русских, а на восточный берег Юры выехали русские танки. 

 

Я продвигался вперед со взводом минометчиков. Парни тащили довольно тяжелую ношу (стволы минометов, станки и плиты), но старались не отставать от цепей нашей пехоты. Как только по нам открыли огонь, я знаком руки показал, что пора останавливаться и устанавливать минометы.

 Вскоре взвод был готов начать стрельбу. Ждали только моей команды. Тем временем я в бинокль наблюдал за противником. Берег со стороны советов по всей ширине нашего наступления был насыщен русскими. Они вели отчаянную стрельбу по нам. Наша пехота залегла. И только танки и бронетранспортеры продолжали движение вперед.

 Вскоре к моему импровизированному командному пункту протянули телефонную связь. Связисты, как все в эту ночь, работали отменно. По телефону мне доложили, что наша артиллерия поддержки заняла позицию и готова вести огонь прямой наводкой по русским. Я дал команду открыть огонь. 

Через мгновение в сторону русских отправились тяжелые снаряды 150 мм гаубицы. Пушка била по предмостным укреплениям с восточной стороны. Мост нам был нужен целым для дальнейшего наступления. Понимал это и противник. На его защиту он отрядил свой лучший танк Т-34. С ним я столкнулся впервые. На нем и был сосредоточен основной огонь нашей артиллерии. Меня беспокоили русские тяжелые минометы. Хотя их огонь был довольно не точным и рассеянным, они могли причинить нам много вреда. Обнаружив их позицию, я отдал приказ своим минометчикам уничтожить их. И едва ли не первой миной один из русских минометов был уничтожен. Отчетливо в бинокль я наблюдал мощнейший разрыв. Видимо, наша мина попала в боезапас противника. Обстрел минами наших позиций сразу сократился примерно на половину. Выдвинутая на бронетранспортерах к реке пехота,  ведя ожесточенный бой, все же сумела отыскать броды на реке.

 Они находились слева и справа от моста, как раз напротив сожженных заставы и хутора. Правда, по их донесению я понял, что и броды надежно прикрыты русскими танками, хотя и менее мощными чем на мосту. Два стареньких Т-26 не давали нам форсировать реку. Вскоре донесения от этого взвода прекратились. Я понял, что их русские уничтожили. Хотя по берегу все еще продолжали ползать два наших бронетранспортера, ведя непрерывный огонь из своих пулеметов.

 С получением сведений о бродах, было решено прорываться там. Пехоте я предложил укрепиться на берегу, а вперед пустить танки. Правда, Тридцатьчетверка и миномет русских к этому моменту уже уничтожили одну из трех наших машин.

 Танк сиротливо стоял напротив моста и нещадно чадил черным дымом. Но и советы, видимо, несли серьезные потери. С передовой линии мне постоянно докладывали о потерях противника. То о том, что гнездо пулеметчиков уничтожено, то о потери врага расчета ПТР. Да и стрельба с противоположной стороны стала явно слабее.

 Очевидно, что противник нес потери и в пехоте. Вскоре с правого фланга мне наконец-то доложили о прорыве наших танков. Что прикрывавший брод Т-26 русских уничтожен, пехота большевиков разбегается, а два наших танка уже за рекой. Я приказал пехоте продолжить наступление и форсировать реку. Ну, а чтобы облегчить ей задачу, я решил переместить огонь на позиции русских у другого брода,  обозначив тем самым ложное направление нашей атаки, ну или, как минимум, затруднить им переброску резервов. К этому моменту пришла отличная новость и с левого фланга. Наши бронебойщики из ПТ ружья подбили и второй Т-26 русских, а минометы моего взвода надежно прижимают к земле русскую пехоту у переправы. 

Правда, от туда поступило и печальное донесение. Погиб командир штурмового взвода лейтенант Фриц Штаубанфельд. Взвод принял унтер-фельдфебель георг Ланге. Но бой продолжался и горевать было некогда. В центре все еще неколебимо стоял русский танк, удерживая переправу. А из соседних кустов вели по нам огонь остатки русских банд. В центр я отправил свой резерв - тяжелый пулемет и последнее отделение пехоты. Они блестяще выполнили свою задачу. Очистили противоположный берег Юры от большевиков. Затем они сместились к правому броду и успешно форсировали реку

. А наши танки на той стороне, прорвавшись, развернулись и, давя гусеницами все на своем пути, направились к мосту в центр. По пути подавив тяжелый русский миномет и остатки русской пехоты.

 Вскоре нам удалось прорваться и на левом фланге. С потерей танка, русские довольно вяло его обороняли. Их попыталась поддержать тридцатьчетверка с моста, но у её экипажа было так много иных задач, что они просто не успевали на все реагировать, а вскоре они предпочли покинуть машину и бежать. 

Нам она досталась целехонькой, только с перебитыми обоими гусеницами. Я внимательно изучил трофей после получения сведений о наших потерях. Они были велики. Я не ожидал такого ожесточенного сопротивления русских тут, на никчемной позиции у разрушенной заставы. Бессмысленно потерять более сотни человек во имя развалин? Поистине непостижимый народ. 

Ну а мне оставалось только доложить в штаб полка о выполнении задачи и расположиться со своими бойцами на привал. Вскоре по мосту через Юру пошли колонны наших наступающих войск в глубь территории союза.

***

Вот так мы с Сашей отметили 22 июня. У Саши был дебют. 

Своей армии у него пока нет, поэтому обе были моими. Ну, да речь не об этом. Игра получилась довольно захватывающей, не смотря на то, что для моего товарища она была первой по этим правилам. Правда, он частенько присутствовал на других играх в качестве наблюдателя и «доставателя» кубиков. Видимо, не мало подчерпнул опыта от других. Ведь до 5-6 хода, до прорыва моих танков, было все весьма не ясно. Играли по правилам «Bolt Action». Цель игры довольно проста - немцы наступают, русские обороняются. Победа присуждается немцам в случае нахождения на противоположном берегу реки не менее трёх пехотных подразделений к концу игры. Русским - при недопущении этого. Разница в кредитах 300. У русских 1820, у немцев соответственно 2087.

 Бой получился, как я уже сказал, жарким, потерь очень много (20 кубиков у РККА против 8 у Вермахта). Но в то же время довольно историчный, что мне также очень нравится. Кроме того, дебют был не только у Саши, а и у новых фигурок поддержки от моих друзей из «Арес». Внимательный читатель пусть их поищет на поле боя. Им я вскоре посвящу отдельный пост. Ну, а на сегодня, пожалуй, и всё.

  Поздравлю только всех с Троицей, великим православным праздником, ведь репортаж я пишу уже в воскресенье (по традиции), собравшись с мыслями и обложившись кое-какими историческими материалами.

Всё, теперь точно. Пока.

P.S. Газета на превъю этого поста моя и реально существует в моей коллекции. Досталась она мне от моих бабушки и, в особенности деда, Жабрева Николая Андреевича, человека интересного и с непростой судьбой.