Бои под Царицыном

 

Октябрь 1919 года.

Минуло три недели с момента последней моей игры. Отпуск, хорошая погода и прочие домашние заботы не давали возможности вернуться к любимому делу. Но осень берет свое. За окном +7 и льет. Самое время вернуться к играм. Тем более, что и друзья-соратники соскучились. И вот в субботу мы собрались.

Играли по мотивам Русской гражданской войны. В этот раз игра была не совсем обычная. Ну, во-первых, я, наконец-то, закончил писать правила. Во-вторых, участников было сразу четверо (что не часто) и, на конец, противник, как никогда, был близок к победе. Репортаж также будет не совсем обычным для меня. Не будет пролога в виде исторической справки. Мне кажется, что я так много писал на эту тему, что постоянный читатель уже может считать себя прошедшим курс истории по этой теме. Приступлю сразу к повествованию, но тем не менее, заверяю вас, дорогие мои читатели, что события игры максимально будут приближены к историческим событиям.

И так, к репортажу.

Бои местного значения.

...или Рассказ на одну папироску.

Привалившись спиной грязной, местами разодранной в клочья, шинелью к облупленной, давно небелёной стене хаты хутора Средне-Паншенской*, еще не старый солдат со странным, не бритым, осунувшимся лицом, покачиваясь из стороны в сторону и морщась от боли, жалобно канючил: «Фрол, а Фрол! Отсыпь табачку. Да скрути цигарку. Ишь как меня стебануло! Думал руку совсем оттяпает!» Солдат всё это время, словно младенца, покачивал раненую руку, замотанную каким-то тряпьем. Второй же, здоровой - правой рукой, словно пытаясь унять боль, он осторожно поглаживал левую. Фрол, пожилой сутуловатый и не очень опрятный солдат в ватнике и солдатской шапке с красной полосой на ней, ёжась от холода и моросящего третий день дождя, словно не замечая просьбы товарища буркнул: «На вас не напасешься». «Фрол!» - не унимался первый: «..Я же раненый. Да и сам скрутить не могу. Ишь как руку-то хватануло!». Он сунул раненую левую под самый нос товарища, словно желая доказать сам факт ранения. «Вон вас скока вчерась кадеты нарубили.» - не сдавался Фрол. «Все хаты в хуторе ранеными завалены. Если всех табачком угощать, тут и трёх пудов махорки не хватит». С этими словами он всё же нехотя достал из кармана фуфайки кисет и начал скручивать тоненькую папироску. «Ну давай, Федот, расскажи чтоль, как вас тута вчерась казаки рубили. Я-то только с утра с обозом пришел». Прослюнявив край папироски, протянул он её раненому товарищу. «А что говорить-то?» - сквозь боль начал первый. … «Знаешь сам, третьего дня стояли мы в Иловле гарнизонам. Наш полк товарища Портянкина крепко держал станцию. Еще бы, три батальона и батарея, да еще конная команда (сотня) с тачанкой. Правда в полку токма один батальон бывалый с восемнадцатого года воюем, два других по мобилизации согнаны, но ничё! Стоим крепко. Товарищ Фельдман митинги почти каждый день собирает. Комиссар, значит, наш. Дён семь-восемь назад поймали трёх дезертиров, так он сам лично их повесил. Значит укрепляет дисциплину. Сидим, хлеб жуем. Кадетов и близко нету. Сам знаешь, что еще в сентябре мы с ими схлестнулись под Котлубанью, надрали они нам зад...» - он осёкся, прокашлялся от едкого табачного дыма и продолжил: «.. Ухи, ухи, я хотел сказать. Отошли мы сюды. Они не преследуют. Закрепились мы, значит, и сидим. Мы, значит, их не трогаем, они - нас. Я, если честно, даже не знаю, где они? Они, может, все давно в сальские степи утекли и Царицын-город бросили? Мы же тут, в Иловле, как в берлоге. Сидим. Опять же лапу сосём, товарища Фельдмана слухаем. Ну, само собой, по станции ходим, буржуев ищем. Реквизиции, знамо дело, проводим. Самогоном и девками ихними не брезгуем. И сидели бы еще, да вот, как на грех, как раз три дня назад пришел в Иловлю поезд. А в поезде ентом цельный полк матросов революционных. Сказывали, что тока добровольцы, собранные с Волжской флотилии. Почитай, тыща человек будет. Батальона два. С пулеметами, гармошками. Со своими комиссарами. В одном отряде баба за главного вся в коже ходит. Маузер на боку висит. Правда, кобура от него почти по земле волочится. А матросики все огромные. Рожи откормленные, штаны широченные. Из одной штанины моей бабе юбку сшить можно. Хотя у моей Матрены жо..» - он опять закашлялся: «Фигура представительная, материи много надо. Так вот, я и говорю. Понаехало матросиков. Ходют, на гармошках играют. Цигарки покуривают и слышишь, нет-нет, к какому-то порошку прикладываются. Ага, достанут, значит, из кармашка коробочку на манер табакерки, тока поменьше. У кого серебряная, а у кого и золотая. Достанут, значит, откроют. Они для ентих целей специально палец - мизинец не стригут. Ага, значит, етим ногтем - когтем цыпанут порошку, на другую руку высыпят и в нос. Крякнут, потом разотрут и сызново песни орать» - он опять жадно затянулся. «Ну, значит, опять митинг собрали нас всех, вместе с матросами. Речь сказал товарищ Фельдман. Баба ихняя тоже высказалась. Говорили о мировой Революции. О жизни хорошей, что нас всех ждет и что еще маненько, до этой жизни повоевать надо.Что окопался в красном Царицыне ихний барон Врангель, и еще наш Царицын каким-то Вербеном** ругали! В обчем, поняли мы, что спокойная наша жизнь кончилась и наступать нам придется на Царицын снова. Чтобы не утекали в Сальские степи к себе на Кубань казачки.» - он с горечью выпустил в небо клубы сизого махорчатого дыма, на мгновение забыв о ране на руке. «Что же, выступили мы колоннами на Царицын. Полк наш объединили с морячками, назвали это первой революционной бригадой имени товарища Карла Маркса. А кто эта такая Карла? Так и не сказали. Это ихняя баба предложила. Идем, значит, идем вдоль железной дороги, между нею и рекою Дон. И вот, в аккурат за станцией Качалинской*** река Дон резко вправо пошла. Нас в этот участок к ентим хуторам и направили. Значит, чтобы мы, своей бригадой фланг для всей восьмой нашей армии обеспечили. А вчерась утром заходим мы в ентот хутор, кавалерия наша левее идет, по центру позиции, там же и пушки наши. Моряки - один отряд с нами, другой со вторым и третьим нашими батальонами на самом левом фланге на другой хутор идут, Верхне-Паншенской.

 

И тут... БАХ-БАбах! По ней, значит, по кавалерии, пушки кадетские откуда-то из-за леса, с нашего фланга. Значит, шрапнелью лупят. Я эту шрапнель еще с Германской чуять научился. Свист, хлопок и дымок вроде серенький в небе— вот как от твоей махры. А потом с неба шарики стальные начисто войска выкашивают. Вот, значит, бахнули беляки и замолчали. Видно снаряды берегут.

 Кавалерия наша замялась от обстрела этого, а тут на нас, почетай, сотен пять казаков вон из-за того леска.» - Федот попытался показать замотанной рукой, но тут же осекся от боли и прихватил раненую здоровой. Лицо его исказилось жуткой гримасой. Он сплюнул и продолжил: «Так вот, вон из-за того леска» - на этот раз он мотнул только головой в сторону леса. «... Вылетает сотен пять казаков. Мы опешили, колонна в рассыпную. Морячки давай в хатах ховаться, за плитени прятаться. Нас пинками в поле гонют, мы мечемся, что делать не знаем? Портянкин, значит орет, сам за хаты прячется.

 Фельдман из нагана стреляет — три вверх, одну в нас. Кричит : «Сукины дети, я вас сейчас сам всех лично перестреляю! А ну стройся и по казакам!!!». И ведь не врёт, в нас стреляет, а потом и вовсе на коня и на другой фланг поскакал. Но только далеко не ушел. Вон там» - Федот снова мотнул головой: «Вон там за хатой его станичники нагнали и прям поперек от шеи до грудины шашкой протянули. Наверное там и валяется. Кожанку-то его, небось, морячки уже стащили? Ну, а мы, значит, вроде опомнились. Заняли позиции и давай стрелять. Казачки, значит, перед самым хутором разделились. Две сотни на нашу кавалерию и батарею пошли, сотня - в хутор, моряков рубить кто спрятаться не успел, ну а еще две - на наш батальон. Мы стреляем, они несутся. Мы бежать. Да куды там? Разве от коняшки убежишь? Догнали, начали рубить.

 Первую роту в капусту. Вторая немного их задержала, но не надолго. И до нас очередь дошла. Токма и они кончаться начали. Ход свой потеряли, некоторые коняшек разворачивают, обратно уходят. Матросики, опять же, с хутора огнем нам помогают. Подлетел и ко мне казак. Махнул шашкой! Я, как учил меня штабс-капитан Терентьев — ротный наш еще с Империалистической -царствие ему небесное. Кончили мы его в июле семнадцатого.»- «Да ну?!» - Удивился Фрол. «За что же его»? «Так он, сукин кот, нас на немца в июле под Митавой вести хотел. Мы ему говорим, комитет постановил с германцем замериться, а он нас по матушке и за Россию!! Орет. Мы ему обратно, комитет, мол. А он - я, говорит, ваш комитет перестреляю, и опять роту поднять пытается. Ну мы ему ноги в окопчике и прибили. Окопы у нас хорошие были. Полы из досок, бруствер, опять же, досками обшит. Чтобы, значит, пули ихние, германские, в них вязли. Теперь таких окопов не делают. Так вот, ноги мы ему, значит, к полу прибили, чтобы не бегал в атаки, а руки - к брустверу штыками пригвоздили, чтобы в комитет наш полковой стрелять паскуда не смог.» - «Да ну? Своего ротного?» - удивился Фрол. « А что, тогда так и надо было, а то, глядишь, землю без нас дома бы поделили. Революция! Ну так вот я и говорю. Махнул казачек шашкой, я винтовочку перехватил двумя руками — закрылся. Он снова. Я опять отбил и влево. Только решил выпад сделать, а он, паскуда, ловчее оказался по левой руке и саданул. Та, что цевье держала. В глазах потемнело, я с ног долой. Это меня и спасло. Он ведь, гаденыш, опять шашкой махнул. Но расчет у него на меня стоячего был. Я а уже на земле валялся. Он дальше поскакал. Я лежу, из руки кровь хлещет, землицу ею пою. Сверху еще рубят нашего брата. Я лежу будто околел. Всех порубили. Их командир, нарядный такой, в белой черкеске, остатки своих строит и на хутор, на штаб товарища Портянкина идти собирается. Ну думаю всё. Каюк. Но тут матросики из хат повыскакивали на защиту, значит, штаба. Казаки пошли. Им еще раз их артиллерия подсобила. По хутору вдарила. На околице видел хату разрушенную? Их работа. Дымится поди еще? Но казаки не прорвались, отбили их матросики, рассеяли их остатки по чистому полю. Меня подобрали, перевязали, сюда принесли. 

 

Сюда же и с другого фланга раненых привозить стали. Там, обратно, наши морячки  ихний штаб на Верхне-Паншевской чуть не захватили. Отбились и они - гады. Моряков окружили и почитай всех штыками перекололи. И бабу ихнюю, тоже убили. Наши отсюда им на выручку было пошли, но их цепи уже вон там» - раненый махнул уже здоровой рукой: «Показались». «Товарищ Портянкин затылок почесал, ус покрутил, да и приказал на месте оставаться, окопы рыть. Вот и вас дожидаться.» - с этими словами Федот буквально двумя ногтями правой руки держа крошечный окурок жадно затянулся, обжигая щетину над губой, и с жалостью бросил его в сторону, смачно сплёвывая. 

«Ну вот, вы пришли. Меня, надо думать, в лазарет отправят, ну а вас, Фролушка, с пополнением вперед на Царицын-город погонят!» - с этими словами он опять обнял раненую руку прикрыл глаза и застонал....

***

Сыграли по нашим правилам, написанным и распечатанным. Игра проходила на 1100 кредитов по два участника с каждой стороны. За красных играли Александр Чередниченко и Андрей Крулев (под общим командованием Саши),

 за наших - Олег Шевцов и ваш покорный слуга. 

Игра получилась очень увлекательная и захватывающая. Цель была - захватить хутор соперника или уничтожить его штаб. Вначале мои казаки почти добились цели, но с большим трудом красные отбились. Затем красный батальон почти пробился к моему штабу, уничтожив прикрытие из двух рот Корниловцев и двух рот новобранцев, но третьей роте корниловцев удалось отбиться и уничтожить врага. Продолжать сражение не имело смысла. Поэтому, стопроцентная ничья. Хотя надо поздравить красных. Они, как никогда, были близки к победе. В общем, было очень интересно. Думаю, что все получили огромное удовольствие и неоценимый опыт.

 В прочем, надеюсь, что они прокомментируют, и мы все сами увидим. Спасибо и вам, друзья мои, что прочитали до конца и прокомментировали. Давно хотел написать репортаж от лица красных, так что и я получил свой опыт.

Ну, а у меня на сегодня всё.

P.S. Пояснения:

*Именно так назывались хутора современного хутора Паньшино, Волгоградской обл. Городищенского района. На месте современного в начале ХХ века располагалось три старых. Но войны и время изменили многое.

** Имеется в виду Верден. Красным Верденом называли большевики Царицын после трех неудачных попыток его взятия донской армией, но уже летом 1919 года Кавказской армии генерал-лейтенанта барона Врангеля удалось взять «Красный Верден» (30.06.1919г.)

***Именно так называлась станция Качалино, тогда Грязе-Царицинской ж/д.