К западу от Полтавы.

   ... « Будь проклята эта страна!» ворчал ефрейтор Блюмке, вытягивая ногу из жирного украинского чернозема, раскисшего до последней возможности в это время года. О чем думал  майор Катчинский и полковник Брюнеман, наши командиры, идущие впереди нашей колонны, я не знал.  Хотя и правда, настроение хуже не куда. Ровно месяц назад, наша Империя проиграла войну. Не проведя ни одного боя на своей территории, мы вынуждены подписать позорнейшее перемирие в Компьене. Всем понятно, что это конец. И вот теперь мы вынуждены покинуть все те территории, что с таким трудом 4 года подряд мы занимали.

      Мы, остатки гарнизона в Полтаве, шли раскисшими дорогами домой, nach Vaterland. Три роты 4-го Померанского полка с пулеметным взводом. Из Полтавы мы должны были отправиться поездом, но эти русские или украинцы (кто их теперь разберет) на отрез отказались подавать нам вагоны и паровоз.  Еще пару месяцев назад эти же самые люди были готовы выполнить любую нашу просьбу, я уж не говорю о приказе, а теперь: ... «Комитет постановил!». И вот мы бредем вторые сутки по этой чавкающей жиже. А сегодня ночью, мы, к своему ужасу, обнаружили, что сбились с дороги. Мы почти не отдыхали и вовсе не спали в поисках пути. Возможно именно по-этому ефретор Блюмке и не скрывает своих эмоций. И вот на рассвета мы вышли из леса, на горизонте виднелись крыши какого-то села. Полковник Брюнеман, построил нас и мы (в ротных колоннах) зашагали к избам в надежде найти там долгожданный отдых.

     Но не пройдя и километра, мы увидели, как к селу по дороге бодро шагает какая-то воинская часть. Офицеры примкнули к биноклям и к своему неудовольству обнаружили, что это остатки бывшей Русской Императорской армии. Они никогда не признавали Брестского мира и считали себя все еще в состоянии войны с нами.

Действительно это была плохая новость. Бой был не избежен. Господи, так не хочется умирать после войны, даже если она так позорно проиграна.

      Наш Брюнеман, старый вояка, сориентировался мгновенно. Тут же вперед был выдвинут пулеметный взвод, он должен был прикрыть наш фланг и дать возможность ротам построиться в боевой порядок. Пулеметчики четко выполнили приказ. Одним броском они выдвинулись на опушку леса, развернулись и открыли огонь по русской колонне. Огонь велся с предельной дистанции, а русские офицеры были слишком опытные.

Эта стрельба не причинила урона неприятелю, но обнаружила позиции пулеметчиков. Русские, к нашему несчастью, имели артиллерию. Они тут же развернули артиллерийский взвод и первым же снарядом подавили наши пулеметы. Теперь у нас не было козырей.

Мы могли надеяться на мудрость и опыт полковника, и наши маузеры. 

    Роты, развернувшись, двинулись вперед. Прошагав по грязи еще с пол сотни шагов (теперь уже под огнем противника), мы внезапно обнаружили, что с противоположного фланга в село шагает еще одна колонна. Бог не услышал наших молитв. С той стороны так же шагали колонны солдат с погонами на плечах и там так же по дороге катились пушки!

Это была катастрофа. Русских было раз в пять больше чем нас. У них была артиллерия. У нас не было ни единого шанса. Вдобавок, за селом мы вдруг отчетливо услышали вой минометов и артиллерийскую кананаду.  Брюнеман прохрипел : «ЛОЖИСЬ!!!». Скорее инстинктивно. Разве это могло хоть как-то изменить нашу участь? Я упал, накрыл ладонями голову и неистово начал молится. ....

   Шли минуты. Пули и осколки все так же свистели над нашими головами, вселяя страх и ужас в наши души.  Я все еще лежал уткнувшись носом в грязь закрыв голову руками, но,  преодолевая ужас, начал постепенно понимать, что что-то происходит не так. Мы все должны были умереть еще полчаса назад, но мы живы!? Я поднял голову. Первое, что я увидел – это сапоги нашего полковника. Этот старый Черт и не думал ложиться. Он метался от роты к роте, подбадривая солдат и наставляя офицеров. К тому же я с удивлением обнаружил, что русские на правом фланге вовсе игнорируют нас. Даже без бинокля было видно, что русская батарея развернулаь в противоположную от нас сторону. Я понял, что третья сила, там за селом, это злейшие враги бывшей Императорской армии – Большевики (ведь наших частей тут больше не было).

   Я лежал на вершине холма, мне было все отлично видно. Полковник метнулся к нашей сводной роте. Ей командовал командир нашего (первого) батальона майор Катчинский. Рота тутже поднялась и пошла атаковать тыл русской батареи.  Артиллеристы были вынуждены развернуть один взвод против нашей роты.  Катчинский не решился вести роту на русскую картечь. Тем более, что артиллеристы уничтожили  около тридцати солдат роты. Под этим шквальным огнем, майор вел себя блестяще. Рота несла потери от огня неприятеля, но никто не бежал, все оставались на месте.

   С левого фланга, после потери нашего пулеметного взвода, ничто не мешало русским овладеть селом.

Первые роты вошли в него и заняли хаты. Из них русские солдаты начали  обстреливать нас. Мы уже совсем забыли, что еще пару часов назад надеялись найти в этом селе провиант и отдых. Нашей задачей на сегодня осталась одна – просто выжить. Тем временем большевики, видимо, так же решили во чтобы то ни стало овладеть селом. Я не знаю сколько их там было,

но судя по артогню, не меньше дивизии. Мы наблюдали за этим жарким боем как бы со стороны, если не считать свиста пуль над головами. Мы не переставали удивляться обилию разрывов там в цепях противника. В кульминации этого действа в небе появился аэроплан. На крыльях его красовались большие красные звезды.

 Мои сослуживцы еще минуту назад старавшиеся как можно глубже зарыться в землю, как дети задрали носы к небу и наблюдали за аэропланом. Тот завис над батареей неприятеля и сбросил бомбу. Артиллеристы прочь бросились от своих орудий. Второй заход и очереди из пулемета аэроплана уничтожают второй артиллерийский взвод. В наших цепях раздались аплодисменты, но аэроплан улетел. Видимо этот удар внес в русскую армию сметение. Лежа в цепи, я увидел как на правом фланге с холма бегут деморализованные солдаты. А на левом фланге, после артобстрела, рота в страхе кинулась с дороги в нашу сторону. Правда в следующий момент, оправившись, развернулась и ушла в атаку куда-то в даль, где только что мелькнули повозки с пулеметами красных. Справа появился броневик и уничтожил много солдат неприятеля. Броневик, правда и сам тут же был уничтожен ответным огнем.  Внезапно артиллерийский огонь стал утихать. Сначала мы это почувствовали на себе. Русский взвод досаждавший нам, вдруг замолчал. Видимо у них закончились снаряды. Через какое-то время замолчали пушки и за селом.

 На поле стрекотали пулеметы да слышался треск винтовок. Мне показалось, что этот ад закончился и все самое страшное уже позади. Но как я ошибался. Справа на роту  Катчинского, изрядно поредевшую, вдруг пошла в наступление рота неприятеля. Русские шли в полный рост. Солдаты нашей сводной роты лежали уткнувшись лицами в землю. Они были словно парализованы. Русские шли, а наша цепь молчала.

Попытки майора хоть как-то вселить дух в сердца солдат, срывалась. Русские были совсем рядом. Я, лежащий на холме в полусотне метров от роты Катчинского , уже явственно видел, что на нас наступают исключительно офицеры. Представьте, на нас идут одни офицеры.  И тут, видимо, майор потерял последнюю надежду. Катчински встал в полный рост и раскурил свою трубку. Он был настолько спокоен или безразличен к происходящему, что  его солдаты вдруг подняли головы и из стада животных снова превратились в солдат. Русские стрельнули, видимо их тоже смутил прямо стоящий майор. Ответным огнем русская рота понесла чудовещные потери.  Человек шестьдесят рухнули замертво. Русские дрогнули и отступили.

Там, за селом, все еще продолжали звучать выстрелы. Но теперь уже всем участникам боя стало ясно, что СТАТУС КВО был сохранен. Русские, те, что в погонах, соединились в селе. Красные, за селом как-то затихли, а мы, три наших роты, все же остались в живых, хоть и понесли большие потери.